про мой ответ на приведенную несколькими постами ниже статейку...

[VARN-4]

написано с помощью комрадов  Марсель. и  unSaint Saturn, которые дали мне идею и кучу мыслей по поводу этого рассказа))) я очень старался держать стилистику, надеюсь, у меня это получилось. жду тапок, помидорок и /а вдруг/ апплодисментов

Печальная история девочки, мама которой нашла и прочитала ее дневник, в котором были яойные фанфики...

Привет! Я – обычная русская школьница, меня зовут Марина, но я предпочитаю, чтобы все называли меня по моему нику – Кэнди! Я – фанфикер, мне 16 лет и я очень люблю яой! И ненавижу тех, кто считает, что яой – это грязно и мерзко! Яой – это возвышенные чувства и красивая любовь между двумя красивыми мальчиками, иногда – между мальчиком и мужчиной!

А теперь, когда я рассказала о себе и о яой, я поведаю вам кошмарную историю о том дне, когда моя мама нашла мой дневник и прочитала в нем мой фанфик про Энди и Генри. Конечно же, яойный!

Я никогда не думала, что она может прочитать мой дневник и тем более показать его отцу! Папа рвал и метал, орал, что я – малолетняя проститутка и меня надо, как минимум, посадить за это на кол! Я пыталась объяснить, что в яой нет ничего плохого, что это – любовь! Но они не слушали меня. Тогда я решилась и сказала им, что я – «би». Мои родители такие консервативные, они даже не знают, что это! Пришлось объяснить, но, по-моему, я сделала только хуже. Меня посадили под домашний арест! Но яойщицы непобедимы! Я собрала волю в кулак и решила для себя, что никогда не прощу им такого со мной обращения. Следующие пару недель я возвращалась домой поздно, жила, как квартирантка, и не разговаривала с родителями. Так им и надо, ведь они сломали мне жизнь!

Дневник у меня, конечно, отобрали, но я прекрасно помнила события, которые происходили в нем с моими прекрасными Энди и Генри. Такая любовь не может быть забита на корню! И тогда я начала вспоминать. Картинка прямо перед глазами ожила, и я увидела большую комнату, освещаемую огнем, мягко горящим в камине...

...На шикарном ковре с длинным ворсом лежали двое – да-да, Энди и Генри. На Энди были узкие черные джинсы, а на Генри не было ничего. Генри поднял голову, сдул золотистый локон со своего изящного точеного носика… Энди помолчал... Он посмотрел Генри в глаза и прошептал: «Я тебя хочу!». Генри обнял его за талию: «Возьми меня, любимый!». В это время за окном шел дождь… и рота солдат. Уже не смеркалось… стояла луна. Вернее, она стояла бы, если бы небо не заволокли свинцовые тучи, низвергавшие на землю потоки воды…
Энди впился страстным поцелуем в его трепетные губы и зашептал, играясь с золотистыми волосами Генри: «Будет немного больно, но я люблю тебя, малыш, ты же доверяешь мне?..». Генри застонал в ответ, чувствуя, как мучительно пульсировал запертый в узких джинсах нефритовый стержень Энди. «Ах, пожалуйста, Энди, я не могу больше терпеть, возьми же меня!» - застонал Генри, стаскивая непослушными пальцами джинсы с мускулистых бедер Энди. «Оооо, котенок, я уже истекаю соком любви!..» - Энди напрягся, было почти слышно, как от напряжения он скрипит зубами, не в силах сдерживаться… Да и он не сдерживался – властно провел мускулистыми пальцами по упругой, такой манящей попке Генри. Золотоволосый мальчик застонал, выгибаясь всем телом, и потянулся к подрагивающему, привлекающему его внимание достоинству Энди. «Он… такой огромный!..» - выдохнул Генри, распахивая огромные голубые глаза. «Не волнуйся, мой мальчик, тебе не будет больно…» - произнес Энди, зарываясь пальцами в шелковистые волосы Генри и притягивая его голову к своему нефритовому стержню: «Ты же не хочешь, чтобы мне было плохо, правда, котенок? Не бойся, лизни его…». Но, стоило Генри приоткрыть губы, как этот огромный, пульсирующий зверь тихо чихнул и пискляво закашлялся прямо в рот Генри! Мальчик смутился, наморщил носик и поднял глаза на Энди. «Понимаешь…» - закусив губу, печально начал Энди, продолжая давить на затылок Генри ладонью так, что мальчик был вынужден вобрать в рот жалобно чихающий нефритовый стержень. – «Вчера в подворотне… меня поймала рота солдат… Они очень любят ходить строем по подворотням во время дождя… И они… Грязно надругались надо мной!». Энди картинно закрыл лицо одной рукой, второй продолжая корректировать неумелые движения Генри. Огромное достоинство Энди, внезапно особенно сильно чихнув во рту у Генри, обильно оросило рот мальчика искрящимся соком любви. Генри закашлялся, но мужественно проглотил все до последней капельки, поцеловал нефритовый стержень и, краснея, отстранился: «Энди… не волнуйся. Я обязательно свяжу ему шарфик и маленькую шапочку, чтобы он не простужался больше, когда тебя будут драть в подворотне…».

Я очнулась! О! Но ведь! Что за чушь! Генри, милый светловолосый уке, никогда бы такого не сказал! Я прижала ладони к щекам. Что со мной творится? Я в панике огляделась. Так и есть… Я совсем забыла… Меня же посадили в колонию для несовершеннолетних нецивильных девочек-яойщиц! И посадили в отдельную камеру! О! Я этого не выдержу! Но… мне сказали, что я просижу здесь только до того дня, когда мне исполнится 18 лет! А это будет уже через 453 дня! И, когда я выйду… когда выйду!

Я задумалась. Что же будет, когда я выйду? В голову шли исключительно мальчики и замужество. И никаких нефритовых стержней и властных поцелуев. Неужели? Неужели? Не-ет, только не это, я не хочу становиться нормальной! Осознав это, я подбежала к унитазу, стоявшему в углу моей камеры, сунула в него голову и, захлебываясь рыданиями, нажала на слив.

Мораль сей басни такова – если Вы не хотите, чтобы Ваша дочка в 16 лет бесславно покончила жизнь самоубийством посредством самоутопления в унитазе одиночной камеры в колонии для несовершеннолетних нецивильных девочек-яойщиц, то не читайте ее дневники. С уважением, Ваш [Мелифаро].